Непоправимое

Как и почему началась чеченская война

ПОДВАЛ, КУДА С КРИКОМ «ВОЗДУХ! Прячься!» втолкнул меня чеченский боевик, битком набит русскими стариками. То, что здесь не только старики, я поняла позже. Люди выглядели дряхлыми после трех дней безвылазного сидения без воды, еды, без какихлибо человеческих удобств. Но едва ли не больше они были подавлены ужасом и непониманием случившегося. «Вы были ТАМ? — спросили меня. Что ТАМ?» Я рассказала, что у вокзала, метрах в пятидесяти от подвала, догорает бронетехника. Очень много. Я не знала сколько, не успела сосчитать начался налет. «Трупов много?» — «Несколько лежат на земле. Но, судя по запаху, больше догорают внутри. Вот, нашла у одного». Я показала военный билет, его осторожно приняли у меня из рук, разглядывали, передавая друг другу. Вдруг пронзительно закричала женщина, до тех пор отчужденно стоявшая в стороне: «Нет! Неправда! Неправда! Дудаевская ложь! Не может быть, чтобы на нас свои напали!» Это было 2 января 1995 года. Дней через десять район вокзала перешел под контроль Российской армии.

Не знаю, пережил ли зиму хоть кто-нибудь из обитателей того подвала. Когда федералы занимали город, они забрасывали подвалы гранатами.

За что убивают и гибнут Чеченская война - абсурд в стиле Кафки. Чеченские боевики и русские военные с одинаковой убежденностью рассказывают, что война порождена Всемирным Заговором с целью погубить - нет, не Чечню — Россию. Не реже говорят, что война отмывает чьи-то деньги. Речь идет не о понятных, прозаических вещах вроде торговли оружием. Подразумеваются некие абстрактные, чуть ли не наделенные некоей сверхъестественной силой Большие Деньги, непостижимым образом заставляющие российских солдат убивать и гибнуть. Есть еще несколько популярных объяснений: извечная «историческая» ненависть русских и чеченцев, перенаселенность России, которой просто необходимо время от времени избавЛЯТЬСЯ ОТ ЛИШНих людей, новая волна крестовых походов. О «территориальной целостности России» и «восстановлении конституционного порядка» вспоминают разве что на Старой площади. Но и там собственным заклинаниям не верят.

Начиналось все почти как везде. «Декларация о суверенитете», принятая весной 91-го завгаевским Верховным советом Чечено-Ингуш- ской АССР, ничем не отличалась от таких же деклараций прочих российских автономий. Помните - «парад суверенитетов», главенство местных законов над общероссийскими? По сути дела эти декларации списывались с российской «Декларации о суверенитете». В начале 90-х элиты союзных республик были «за демократов» (потому что противостояли союзному центру), а элиты автономий «против». Конечно, и «за», и «против» — условно. Образовался парадоксальный тактический союз национальных движений и партийного руководства, пытавшегося с их помощью противостоять сепаратизму на уровне республиканской государственности и сохранить СССР.

В Чечне такой альянс не сложился. Там национальное движение с самого начала противостояло партийному руководству. Общенациональный конгресс чеченского народа всегда рассматривал себя как движение антикоммунистическое и антизавгаевское. Своим естественным союзником в борьбе с партократами конгресс считал руководство России. Население Чечено-Ингушетии поддерживало Ельцина вопреки давлению местных партийных боссов. На президентских выборах за него проголосовала почти вся республика. Сейчас как-то запамятовали тот многодневный митинг, на котором свергли Завгаева, обвинив его в поддержке ГКЧП, и разогнали чечено-ингушский Верховный совет. Джохар Дудаев, который позже будет искренне горевать о распаде СССР, клеймил Завгаева «предателем» за то, что он не поддержал Ельцина 19 - 21 августа.

Теперь только ленивый не пинает Ельцина за то, что он якобы сам привел Дудаева к власти. Но в начале сентября 91-го российская власть оказалась перед совершенно новой для нее проблемой. С одной стороны, демократическая волна. С другой - массовые беспорядки. Чеченский митинг требует роспуска законной власти это плохо. Но ведь выборы-то проходили «по-советски», почти сплошь безальтернативно. А не утратил ли легитимность глава чечено-ингушского Верховного совета (как, впрочем, и другие его коллеги из автономий), выступив заодно с мятежниками-гекачепистами? Взять сторону Верховного совета, обозвать митинг мятежом и разогнать его означало навсегда похоронить в республике веру в Россию и российскую демократию. Поддержать роспуск Верховного совета - создать в Чечено-Ингушетии вакуум власти.

Нашли компромисс. Представители российского руководства уговорили Верховный совет «самораспуститься» и назначить из своей среды комитет, который подготовил бы новые выборы. Кандидатуры членов этого комитета были согласованы с конгрессом чеченского народа. Митинг сам по себе сошел на нет. Кризис казался улаженным.

Ни в Кремле, ни в глухом чеченском селе никто не сомневался: новый состав Верховного совета изберет своим председателем Джохара Дудаева — признанного лидера Общенационального конгресса чеченского народа, любимца митингов, победителя Завгаева.

Дудаев мог довольствоваться этой должностью. А мог, как это сделали Шаймиев и многие другие, провести через послушный Верховный совет закон о выборах президента, баллотироваться и быть избранным. Почему Дудаев с бухты-барахты объявил президентские выборы, даже не дожидаясь закона о президентстве? Ведь тем самым он дал основание считать выборы незаконными, а его самого до самой смерти и величать «так называемым президентом». Куда он спешил и почему так легко пожертвовал наметившейся дружбой с Москвой?

Сам Джохар, когда журналисты домогались ответа, кажется, не понимал, о чем его спрашивают. Какая такая легитимность? Есть ясно выраженная воля чеченского народа. Кто-нибудь сомневается, что народ поддерживает Джохара, а не «этих грязных партократов»? Никто не сомневался. Так кто же может помешать народу сделать свой выбор? Москва? Значит, придется обойтись без Москвы. И будет не какой-то там ограниченный «суверенитет», а полная государственная независимость. Ингуши не хотят идти с Джохаром? Их право, их воля. Никого не принуждаем.

Дудаев искренне считал себя демократом. Борцом за демократию. Объясняя, что стоит за лозунгом чеченской независимости, он говорил примерно то же самое, что теперь повторяет Ельцин: «Чеченский народ должен сам решать, как ему жить. Никто не смеет навязывать ему свою волю». Саламбек Хаджиев, конкурент Дудаева на президентских выборах, потом пытавшийся с ним сотрудничать, а впоследствии возглавивший антидудаевскую оппозицию, произносил в ту пору очень похожие слова: «Я во многом не согласен с Джохаром, НО ПОЛНОСТЬю солидарен с ним в вопросе о независимости. Чеченский народ должен быть гарантирован от повторения трагедии депортации».

А в Москве царило смятение. Поведение генерала не укладывалось ни в какие политические каноны. Те, кто с самого начала предлагал делать ставку на старые партократические элиты, помогать им и приручать их, видели в чеченских событиях подтверждение собственной правоты. Раздавили бы митинг, защитили бы Завгаева - теперь горя бы не знали. Российские власти шарахались от одного решения к другому, к тому же действовали вразнобой. Стремительный вояж в Грозный Руцкого, братание с Дудаевым («Я к нему пришел как мужчина к мужчине, как генерал к генералу, как летчик к летчику») — и тотчас по возвращении требование немедленного введения в Чечне чрезвычайного положения. Ельцин издает соответствующий указ Чечня немедленно поднимается в едином порыве протеста: «Значит, вправду с Россией жить нельзя!» Верховный совет России ельцинский указ отменил. Дудаев снова оказался победителем.

Два вождя Недавно, вспомнив события осени 91-го, Ельцин попрекнул хасбулатовский Верховный совет отменой чрезвычайного положения. Дескать, дали бы скрутить Дудаева тоГда, все обошлось бы малой кровью. Нет. Не обошлось бы. У чеченцев было меньше оружия, но гОТОВность умереть за свободу была не меньшей. А у России — вспомним – еще не было армии. Даже такой, как сейчас.

Той осенью рождались предрассудки и обиды, которым суждено было сыграть роковую роль. Ельцинская команда утвердилась в представлении, что с Дудаевым нельзя иметь дело: непредсказуемый, не поймешь, чего ему надо, просто ненормальный какой-то. Дудаев понял, что его недавний кумир окружил себя людьми бесчестными, для которых державность важнее свободы и справедливости. Словом, такими, как Руцкой. Но в самом Ельцине еще не совсем разочаровался. Дудаев надеялся на встречу с ним, надеялся открыть ему глаза на истинное положение дел. Ельцин принял решение ни в коем случае не встречаться с Дудаевым встречу могли истолковать как признание дудаевского статуса.

Перебирая тогдашние события и обстоятельства, не стоит обольщаться: у Москвы не было никаких возможностей силой или хитростью не пустить Дудаева во власть. После августа 91-го он был обречен стать чеченским лидером. Кремлю оставалось единственное: пытаться выстроить с ним нормальные отношения.

Джохар Мусаевич был не самым удобным партнером. Импульсивный, непредсказуемый, не способный и категорически не желающий соблюдать правила политической игры. Разговаривать с Дудаевым было бы невероятно трудно. Но он был пусть и нелегитимным, однако признанным чеченцами лидером. В диалоге с ним, и только с ним, можно было бы разграничивать полномочия между Москвой и Грозным.

Диалог не состоялся. Была избрана другая тактика: Дудаева решили переждать. Государственным мужем он, как и предполагалось, оказался никудышным. Управлять республикой не умел. Начал в порядке «борьбы с коррупцией» чистку МВД и прокуратуры. Коррупцию не искоренил, зато полностью развалил милицию, следствие, уголовный розыск. Цены отпускать не позволил, «грабительскую реформу» у себя решил не проводить. Цены не послушались президентского слова и рванули вверх - вслед за российскими. Население, как и в России, возроптало. Дудаев все списывал на «кремлевские козни». При этом не выплачивались пенсии, зарплаты, все трещало и разваливалось. Джохар месяц за месяцем наживал себе все новых врагов из числа бывших сторонников. Сложилось политическое движение «Даймокх», оппозиционное Дудаеву. Выглядело оно вполне респектабельно, чего никак нельзя было сказать о большинстве ли деров дудаевского правительства. В Кремле крепла уверенность, что если Дудаева «не расчесывать», то он через какое-то время сам неизбежно «рассосется». Лопнет же когда-нибудь у чеченцев терпение.

Год проходил за годом, а Дудаев все не «рассасывался». Он пережил несколько серьезных кризисов: разогнал парламент (за полгода до Ельцина), подавил мятеж своего недавнего соратника Руслана Лабазанова, наотрез (как и Ельцин) отказался идти на досрочные выборы и - уцелел. Более того, «рассосалась» как раз антидудаевская оппозиция. Ее лидеры перебрались в Москву, их влияние в республике заметно ослабло.

Между тем в Москве все оппозиционные силы, от патриотов до демократов, усердно били власть чеченским козырем. Все те, кто на следующий день после начала войны возопил о ее преступности и бессмысленности, последний период перед войной не упускали случая публично указать, что «ни одна власть в мире не допустила бы», «не позволила бы» и «как можно мириться». К середине 94-го Ельцин стал проявлять признаки некоторого нетерпения. К выборам 96-го требовались победы и достижения. Если бы Дудаев к тому времени пал и на его место пришел бы кто-то лояльный России, победа была бы явной. И тогда он, Ельцин, пришел бы к выборам Политиком, Сохранившим Единую Россию. Но этот чертов Дудаев все никак не падал вопреки прогнозам и обещаниям аналитиков. Правда, на осень 95-го в Чечне были назначены президентские выборы. Но полной уверенности в том, что Дудаев их проиграет, быть не могло: так и не нашлось сильного лидера, который мог бы соперничать с Дудаевым в популярности. Разве что Хасбулатов. Но преподнести успех Хасбулатова как собственное достижение Ельцину было бы затруднительно. На фоне таких сомнений прекрасно воспринимались доводы антидудаевцев. Дудаев, мол, абсолютно не популярен и держится только на штыках своих головорезов. Никаких выборов он, конечно, не допустит, власть добровольно не отдаст словом, Москва просто обязана вмешаться.

Помнится, осенью 94-го я гостила в Грозном у своих друзей. За столом, где сидели вперемежку чеченцы и русские — в основном унивсе были наверситетские преподаватели, строены антидудаевски. Вздыхали: «Хоть бы русские пришли. Может, порядок будет».

Через два месяца в дом, где мы собирались, попала бомба. Двое из моих тогдашних собеседников ушли в ополчение к ненавистному Дудаеву. Один, очень пожилой человек, умер во время бомбежки от разрыва сердца в подвале своего дома.

Коготок увяз всей птичке пропасть Нельзя сказать, чтобы информация, приходившая в Кремль из Чечни, была неверной. Скорее, она была неполной. Докладывали, например, что у Дудаева есть хорошо обученная и вооруженная гвардия - 600 человек. Что ПОпулярность Дудаева падает. Что идея независимости от России постепенно теряет свою привлекательность. Все это правда.

Не понимали, что к независимости можно ОТНОСИТЬСЯ Спокойно до тех пор, пока на нее не посягают. Что Дудаев ничтожен в роли прези

дента, но великолепен как вождь, поднимающий на борьбу. Что подавить чеченское партизанское сопротивление «к выборам» не удастся. Да и к следующим, наверное, тоже.

Сначала хотели обойтись без вооруженного вторжения. Решили «помочь» чеченской оппозиции. Снабдили деньгами, оружием, дали военных инструкторов. Результат был вполне предсказуем. Настолько, что главный оппозиционер Умар Автурханов еще в сентябре 94-го, не таясь, объяснял, что, конечно, Россия вскоре увидит, что без нее Дудаева не скинуть, и вынуждена будет вмешаться. «В нас уже столько вложено, что теперь Москва не отступится».

Сколь бы трудно теперь ни шли переговоры (а Черномырдин совершенно прав: они не могут не идти трудно), надежда на успех пока не потеряна. Однако российским позициям в регионе нанесен серьезнейший и, возможно, невосполнимый ущерб.

Долгосрочные интересы России на Северном Кавказе не сводятся к тому, чтобы закрашивать его на карте тем же цветом, что и остальную территорию. Сегодня война идет, по существу, за слова и символы: Ичкерия или Чеченская Республика, флаг с волком или без волка. Если Россия собирается остаться на Кавказе всерьез и навсегда, так ли важно, как это будет называться — протекторат, особый порядок управления или даже государственная независимость? Гораздо важнее ускорить интеграционные процессы, добиться, чтобы модернизация в Чечне происходила параллельно с общероссийской. Чечня не может претендовать на обгоняющее Россию развитие, как Карабах по отношению к Азербайджану или Абхазия по отношению к Грузии. Исторически и географически чеченцы сегодня поставлены перед выбором: либо входить в мировую цивилизацию через Россию, либо сохранять и возрождать национальную самобытность, но обречь себя на культурную изоляцию и технологическую отсталость.

За полтора года войны произошла стремительная деурбанизация. Практически не работают школы, и уже появилось поколение детей, совсем не понимающих по-русски. Отторжение всего русского так сильно, что для его преодоления, возможно, понадобятся десятилетия.