[Без Заголовка]

Роднословная нашего героя — область легенд и домыслов. А сам он эту тему поддерживает. Ведь не склонен, предпочитая многозначительное молчание. А может быть, и сам не знает. Ходят какие-то смутные слухи про ссыльного польского повстанца и земскую учительницу. Фамилия во всяком случае досталась ему от настоятеля местной церкви отца Федора Пархоменко, заменившего мальчику отца в далеком сибирском селе Сусалово старика. До сих пор теплеет взглядом при упоминании о Сергее. Ни от одного из них не слышал я ничего худого. «Ну что говорить? Мальчонка был и умственный, и ласковый такой». Всем помогал. Помню, олененка раненого во всю зиму выхаживал, а потом отпустил в тайгу. Да такого зверь никуда не ушел — так при парне и жил.

Сергей своего родного села не забывает. Наезжает туда в каждый свой короткий отпуск. Но, не вынося никакой шумихи вокруг своего имени, приезжает инкогнито — то под видом инструктора райкома, то налогового инспектора, то представителя администрации президента. (Он, кстати, и ввел в наш бытовой обиход это несколько диковинное для наших широт словосочетание.) О годах своего детства Сергей распространяться не любит. «Да что там! Обычный идиотизм деревенской жизни», — отшучивается он. А вспомнить, судя по всему, есть что. И не только про раненого олененка. Совсем недавно ушел из жизни старый, всеми уважаемый сельский почтальон, чью жизнь много лет тому назад спас Сергей, вытащив старика из ледяной проруби.

Не с этого ли мальчишеского подвига зародилась в душе его мечта о море? Шесть лет Нахимовского училища не прошли даром. Путь от мичмана до капитана престижного крейсера был непреодолимо коротким, не объяснимым ничем, кроме как особыми способностями Сергея, помноженными на редкостную целеустремленность.

Стремительная и впечатляющая карьера не сумела заслонить давней Сережиной страсти. Эта страсть — литература. Его школьные сочинения в стихах до сих пор хранятся в архиве старой деревянной школы. Это стихи, которые и сейчас бы украсили страницы литературных журналов. И сейчас особенно, когда професси-онализм и личная ответственность писателя пе-ред словом и перед своим читателем оставляет желать лучшего. Стихи, удивительным образом соединявшие детскую свежесть взгляда и недетскую мудрость, Сергей никогда не публиковал и публиковать, насколько нам известно, не собирается. А жаль. Тем не менее страсть эта не оставляла Сергея. Он писал и в училище, и на капитанском мостике. Стал сотрудничать в журналах и газетах под разными псевдонимами. Его умные, веселые и ершистые статьи стали замечать, цитировать, приводить в пример на различных редакционных летучках.

На похвалу коллег-журналистов Сергей внимания обращал мало. Но вот писем от читателей ждал с неизменным интересом. Именно в историях простых людей черпал он вдохновение. Едва успевал Сергей заглянуть в редакцию и получить очередную пачку писем, как не задумываясь восклицал: «Надо ехать!» И вновь надолго исчезал.

Судьба постучалась в дверь рукой почтальона. Пришло как-то письмо от девушки Кати из города Азова. Круглая сирота, она воспитывала семерых братьев мал мала меньше, но событиями в стране интересовалась живо. Запомнилось это письмо Сергею, и спустя три года, оказавшись в азовском порту, он и отыскал Катю. Шумную, надолго запомнившуюся свадьбу сыграли через неделю.

Но подкралась беда. Было ли это следствием злополучной проруби или невероятного напряжения душевных и умственных сил, но Сергей стал страдать морской болезнью. Море пришлось оставить. Остались перо и бумага.

Беда, как известно, не приходит одна. Сергей Гею стал отказывать его прославленная память. Причем странным образом. Помня имена и фамилии, он стал забывать отчества. Однажды, описывая визит Генерального секре-таря цк кпсс в Ярославскую область, он назвал его «Михаилом Горбачевым». В редакции не привыкли править его статьи, полностью доверяя высокому профессионализму автора, и статья так и пошла — без отчества.

Легко представить себе то, что творилось в редакции на следующий день. Но в кабинет главного позвонил… — да, да, вы верно догадались — сам нежданно освобожденный от тяжкого тоталитарного рудимента генсек и поздравил редакцию со смелым демократическим почином. Некоторые не без оснований считают, что с этого дня и начала наращивать мощные обороты наша Перестройка. С этого дня перемены в стране стали необратимы, а политические деятели стали чуть ли не стесняться собственных отчеств, что, понятно, не могло пройти мимо наших доморощенных фрейдистов, даже и неподозревавших об истинных мотивах этого массового «движения».

Сергей всегда полностью отдавал себя делу, которому служил, и последствия его рвение имело иногда неожиданные. В 1987 году у Кати с Сергеем родился первенец. Всем был хорош мальчик Петя (назвали его так в честь приемного отца Сергея отца Федора). Рос здоровым, смышленым, пошел в три месяца, заговорил в шесть. Но через некоторое время обнаружился у мальчика странный дефект, не сразу замеченный родителями. Дала, очевидно, себя знать наследственность. Петя родился без отчества. Ничего не жалел отец, пытаясь отвести беду от любимого сына. Самые именитые врачи-гинекологи собирали консилиумы. Все, что они могли сказать: современная медицина в данном случае бессильна. Коли родился мальчик без отчества, так ему свой век и жить.

Спустя четыре года родился второй сын Лева, названный так в честь прославленного героя гражданской войны и популярного художественного кинофильма Александра Пархоменко. С отчеством на этот раз было все в порядке. Но несчастье другого рода настигло семью. Фамилия у малыша оказалась совершенно немыслимой для простой русской семьи: Рубинштейн.

Шли годы. Подрастали дети. Да и журналистская судьба Сергея не топталась на месте. Получив небольшое наследство от неизвестного канадского родственника, так и не раскрывшего ни своего имени, ни степени родства, Parkhom (а именно так прозвали его западные коллеги) решил создать свой собственный журнал. Сказано сделано. И вот появилось на свет еще одно Сережино «детище» еженедельный иллюстрированный журнал «Помехи», журнал остросатирический, резко и нелицеприятно обличающий все то, что мешает нашему движению вперед. Стала расти популярность журнала. Уже не редкость встретить в метро двух сидящих рядом людей, читающих журнал и иногда улыбающихся, а порой не сдерживающих радостного смеха.

Работает в журнале и сын Сергея Лева Рубинштейн, несмотря на возраст (он еще школьник), сразу же снискавший любовь коллег за незлобивый характер, а читателей за острое перо и беспощадную наблюдательность. «Ну что, готов заменить отца?» спрашивают его иногда. «Да я что? Я-то готов, смущенно отвечает юноша и тут же прибавляет, да только батя небось еще лет двести проживет». Ну что ж и мы ему пожелаем того же. Внимание! Этот текст на самом деле является «рыбой»! Он предназначен исключительно для приблизительной верстки, в ожидании, пока в распоряжение отдела дизайна поступит истинный текст. Любые операции, кроме верстки полос, проводимые с этим текстом бессмысленны, Нет никакой нужды править, вычитывать, сверять его и т.п. Всякая попытка предоставить на подпись полосу, в которую заверстан хотя бы маленький кусочек этого «рыбного» текста, карается немедленным отрыванием головы. (486 зн)

ступит истинный текст. Любые операции, кроме верстки полос, проводимые с этим текстом бессмысленны. Нет никакой нужды править, вычитывать, сверять его и т.п. Всякая попытка предоставить на подпись полосу, в которую заверстан хотя бы маленький кусочек этого «рыбного» текста, карается немедленным отрыванием головы. (972 зн)

Этот текст на самом деле является «рыбой» Он предназначен исключительно для приблизительной верстки, в ожидании, пока в распоряжение отдела дизайна поступит истинный текст. Любые операции, кроме верстки полос, проводимые с этим текстом - бессмысленны. Нет никакой нужды править, вычитывать, сверять его и т.п. Всякая попытка предоставить на подпись полосу, в которую заверстан хотя бы маленький кусочек этого «рыбного» текста, карается немедленным отрыванием головы. (1440 зн)

Внимание! Этот текст на самом деле является «рыбой» Он предназначен исключительно для приблизительной верстки, в ожидании, нии, пока в распоряжение отдела дизайна поступит истинный текст. Любые операции, кроме верстки полос, проводимые с этим текстом вить, вычитывать, сверять его и т.п. Всякая попытка предоставить на подпись полосу, в которую заверстан хотя бы маленький кусочек этого «рыбного» текста, карается немедленным отрыванием головы. (1928 зн)

Внимание! Этот текст на самом деле является «рыбой»! Он предназначен исключительно для приблизительной верстки, в ожидании, истинный текст. Любые операции, кроме верстки пока в распоряжение отдела дизайна поступит ки полос, проводимые с этим текстом - бессмысленны. Нет никакой нужды править, вычитывать, сверять его и т.п. Всякая попытка предоставить на подпись полосу, в которую заверстан хотя бы маленький кусочек этого «рыбного» текста, карается немедленным отрыванием головы. (2414 зн

(Внимание! Этот текст на самом деле является «рыбой»! Он предназначен исключительно для приблизительнойнимание! Этот текст на самом распоряжение отение отддела дизайна поступит истинный текст. Любые операции, кроме верстки полос, проводимые с этим текстом бессмысленны. Нет никакой нужды править, вычитывать, сверять его и т.п.