Мне нравится, что можно быть смешной

более-менее в одиночку, — от альбома «Поднимись над суетой», с дико экспрессивным одноименным диско-номером и песнями на стихи Мандельштама, до обескураживающего сата «Пришла и говорю», который сопровождался, однако, небывалой серией аншлагов в «Олимпийском», были две удивительные песни коротко стриженного клавишника Игоря Николаева — апокалиптическая истерика «Расскажите, птицы» и находящийся по ту сторону хорошего и дурного вкуса,

абсолютно восхитительный «Айсберг», были танцы с Бутусовым и прочие заигрывания с русским роком (по воспоминаниям питерского звукорежиссера Глазкова, была даже идея выйти замуж за Кинчева), был хипстерский период — с электропопом Чернавского и нью-вейвом Кузьмина (посмотрите клип на песню «Надо же», вы будете приятно удивлены фасоном лосин). И все уместилось более-менее в десять лет.

Трудно сказать, как выглядели бы последующие скандальные мезальянсы, бесконечный зоопарк «Рождественских встреч», песни про фишки, штучки, зайку, тазик, таблеточку, малолеточку и прочую мадам Брошкину — солидная часть перептуара поздней Пугачевой, — с точки зрения человека, только что спевшего «Арлекино»: на язык просится слово «измена» (естественно, самой себе). Но хочется думать о людях лучше. Возможно, эти странные 20 лет, из-за которых никак не получается говорить о юбияре с благоговейным придыханием, которое юбияр, безусловно, заслужил, — это и была реализация программы, сформулированной в «Арлекино». Пугачева великая, потому что смешная, она всегда балансировала между разрывающей душу честностью и откровенным шутовством;

на «Зеркале души» вслед за песней «Куда уходит детство» идет «Сделать хотел грозу, а получил козу». В конце 80-х у Пугачевой был выбор — можно было делать карьеру на Западе или придумывать модный поп со следующим поколением продюсеров, или биться за этот злосчастный театр, за уши вытаскивая местную эстраду из полукриминального болота, в котором она увязала. Но она отказывается от всех блестящих перспектив, она выбирает путь шута — как служение, как аскезу; любой иной выбор в каком-то высшем смысле был бы предательством. Потому что ее страна в тот момент выбрала ровно то же самое — и медленному неприятному труду по переделке себя изнутри предпочла простые ответы, основные инстинкты, свободную кассу. Жестокость и сентиментальность — вместо сложных движений души. Три аккорда на раздолбанном Casio — вместо зацепинского клавесина и оркестровых партизатур Паулса. Бабу-дуру — вместо «Гамлета в безумии страстей». Пугачева отказалась от какой-то части себя, чтоб остаться там же, где ее народ, к несчастью, был; несмотря ни на что валять дурака, давать повод для сплетен и быть смешной для всех, и непонятно, чего в этом шаге больше — понимания конъюнктуры или самопожертвования. Мы по-прежнему ничего о ней не знаем — и вряд ли у нас есть моральное право задавать вопросы. Какое, право, дело вам до тех, над кем пришли повеселиться вы? Юрий Сапрыкин Кремлевский дворец, вт 7 — чт 9 апреля, 19.00 Дворец спорта «Лужники», ср 15 апреля, 19.00