I. Была одна продюсерка, с которой я приятельствовал. Прошли долгие годы, прежде чем я вовсе разочаровался в слове «дружил». Там, на России, его надо запретить законодательно, как они любят. Вместе со словами «никогда» и «всегда». Зачем допускать слова, которые заведомо вводят в заблУждение, с ударением на второй слог?! Она как раз называла меня «человек-гипертекст» за умение сбиваться с мысли. И даже когда человек исчезает, гипертекст его — остаётся. В том преимущество.

I. Уехав из России, я утратил мои записи к спектаклю «Бесы» Михаила Мокеева. Той постановке, где я, если помните — в первый и последний раз — играл на сцене профессионального театра. Автора, то есть рассказчика, как бы самого Ф. М. Достоевского. Спектакль начинался моим (достоевским) письмом В. В. Набокову. Сочинённом и направленном в ответ на набоковские лекции о Достоевском, т.е. обо мне. «Дорогой Владимир Владимирович!».

I. В дальнем детстве я вычитал в Советском энциклопедическом словаре. Что эта самая, которую все знают, поэма Шоты Руставели называлась «Витязь в барсовой шкуре». А не «Витязь в тигровой шкуре», как многие думают. И я ходил потом в школу и всем говорил: слышали, мол, про витязя в барсовой шкуре. Специально, чтобы переспросили: в какой-какой? И я так, горделиво: в барсовой. А вы, жалкие неучи, до сих пор считали, что в простой тигровой.

I. За шестнадцать дней до большой войны я зашел в кафе «Академия», что на Москве, угол Малой и Большой Бронных. — Вам салат «Цезарь» с курицей, как обычно? — спросил меня официант Александр Львович. Почему он был с отчеством, я уж и не упомню. Странный, кстати, вопрос. Я ведь никогда не заказывал «Цезарь». Не то чтобы не любил. Нет, так сказать нельзя. Просто — не заказывал. Наверное — от бессознательно нараставшего отвращения к имперской парадигме. Почему нет салата «Брут», в самом деле?

I. Один большой режиссер из русского театра как-то сказал, что лучшие идеи всегда приходят в самом начале запоя. Это так, но не совсем. Лучшие идеи приходят, когда очень хочешь заснуть, но не получается. И очень важно в этот момент вскочить — и записать все, что вдруг случилось в твоей несваримой головенке. Но если вдруг, вопреки всему, ты на этот раз все же заснешь обратно, — идеи забудутся. Так тебе и надо. Бессонница разума рождает чудовищ — но вот сон разума убивает идеи. Так им и надо. II.

I. В юности я думал, что могу стать актером. К счастью, еврейская мама, которая видела меня редко, но не верила в мои житейские перспективы ни на ломаный грош, — убедила меня, что нет. По двум причинам. 1. Мальчик (т.е. я) откровенно некрасив, если не сказать «карикатурно уродлив». 2. Будущий актер должен всё-таки выговаривать букву «р». Через одно поколение я узнал, что. А) Внешность для актера не имеет (такого уж) значения.

I. Это было примерно в 2017-м. Меня посетила очередная безумная идея: надо стать священнослужителем. Ну, ортодоксальным или католическим — невозможно. А вот протестантским пастором — нет почему? Я пошел к человеку, от которого этого могло зависеть. Да, это все в Германии, в среднем городе. Куда можно было, заодно, сбежать из распухшей Москвы с ее болезненными соблазнами. Человек принял меня. Он был мил, но откровенен. — Материал ты знаешь неплохо, хотя совсем не блестяще.

I. Когда мне было 17 лет (1988), меня назначили ведущим инженером и дали огромную зарплату в 180 рублей. Я принес зарплату домой. К отцу. Он был инвалид первой группы — из-за следствий травмы позвоночника, полученной в Советской армии. И к тем временам почти уж и не ходил. Ездил на коляске, если получалось. Папа совсем не пил, много курил, прочитал всю мировую литературу, никогда не получив высшего образования. Мы жили в блочном доме на Ждановской, теперь — Выхино. Самом унылом районе Москвы.

I. Лидиот — это не какое-то специальное слово, придуманное по особому случаю. Так, всего лишь, называется по-итальянски «житель острова Лидо». Ну а само «Лидо» — это пляж, не меньше и не больше. Роман «Лидиот» я начал кропать весной 2019-го. И к осени он почти уж закончился. Предмет романа: откровения фрика, который пуще всего опасается, что на его похороны никто не придет. А еще (главное): хочет убедиться, что любовь и смерть суть одно. Но завершить роман было тогда — не положено.

Продолжение романа Станислава Белковского «Синопсис». Отрывки из произведения Republic публикует раз в неделю. Первая часть. Вторая часть. I. В 10:30 вылет. В 17:30 я там, на месте — в аэропорту. Через Белград, а не Стамбул. В Стамбуле все огромно, стозевно и лаяй. Час идешь из конца в конец. Легко опоздать на пересадку, даже если первый рейс приземлился вовремя. И сразу по прилете — я к бабушке, на Новоспечаную. Если без большой пробки — минут 40, не больше. Правда, еще граница, таможня.

Продолжение романа Станислава Белковского «Синопсис». Начало — по ссылке . I. Я увидел ее на корриде. На площади Быков. В маленьком испанском городе Ронда. Куда я приехал — всего лишь за час с небольшим — на такси из Пуэрто-Бануса. Неужели я вправду там был или побывал? Теперь уж и не верится. Кстати, никогда раньше не думал я, что «коррида» и «коридор» — слова из общего корня. От латинского глагола «бежать». И это только в русском коридор лишился двойного «р», во многих языках оно сохранилось.

С этого понедельника Republic начинает публиковать «Синопсис» Станислава Белковского — своего рода роман-газету или, если угодно, вертикальный сериал, в котором, по замыслу автора, будет в причудливой художественной форме переосмысляться хроника текущего времени. Так, в первом эпизоде, написанном еще до конклава в Ватикане, Белковский предложил оригинальную версию исхода прений кардиналов и угадал. Приятного чтения. I Это случилось на Москве лет 15 назад.

Площадь Святого Петра в Ватикане, 4 мая 2025 года Фото: Dimitar Dilkoff / AFP / Scanpix Станислав Белковский размышляет о возможном исходе Конклава кардиналов, надеясь, что новым главой Римской католической церкви станет отважный реформатор. Сегодня в Ватикане собирается Конклав кардиналов, чтобы избрать нового Папу. В преддверии этого события некоторые крупные политики, бизнесмены, прочие важные в земном измерении люди пытаются интриговать, чтобы как-то повлиять на исход Конклава.

Дорогие мои, любимые. Воскресение Христово — уникальный день. Не просто в календарном году, но в человеческой жизни, в нашей судьбе. Сегодня Господь напоминает нам не только и не просто о том, что смерти нет. Но: что физической смерти безразмерно и безраздельно боится лишь тот, кто лишен главных божественных даров — веры, надежды, любви. Кто — сознательно или бессознательно — сгибается под невыносимым бременем греха.

Чья грустная повесть зовется свободой? (© Ю. Н. Арабов). Сюжет наш сегодняшний, как водится, исчерпывающе описан Ф. М. Достоевским в «Легенде о великом инквизиторе». «Ты хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы!