Прощай, оружие!
На PublicPost я не проработала и года. Но год в СМИ — это очень много, гораздо больше, чем год в бухгалтерии. В конце прошлого лета детей только начинали защищать от "вредной информации" и даже грозились защитить от вредных слов. И мы не очень оригинально шутили, что известно какое место есть, а слова, обозначающего это место, скоро может не быть. Мой первый текст на PublicPost — "Классика кино, которая может стать нецензурной" — был тоже, в общем, шуткой. Озорством человека, который еще не представляет, КАК государство способно защищать детей. И сколько детей-инвалидов останутся без надежды на дом, лекарства, съедобную еду и хорошие протезы, сколько успеют умереть — от этой защиты.
Ряженые казаки, защищающие "Русь и веру православную" от кощунниц и кощунников, год назад казались воинствующими сумасшедшими. Казалось, они либо вот-вот перестанут публично сходить с ума, либо их изолируют.
Казаки попытались сорвать выставку "Духовная брань"
Казаки взяли штурмом Сахаровский центр
Казаки все еще с нами. За прошедший год их стало заметно больше. Иногда мне кажется, что на федеральных телеканалах работают переодевшиеся казаки. И что половина депутатов в Думе тоже казаки. Мизулина с Яровой — чем не казачки? Я езжу в метро, стою в очереди в гастрономе и приглядываюсь к соотечественникам: не покажется ли у кого из-под шапки чуб, не мелькнут ли в толпе лихо закрученные усы?
"Все существующие учебники — переписать. Потому что они противоречат христианским ценностям и мировоззрению народа. Вы спросите меня, откуда я знаю о мировоззрении всего народа? Я вам отвечу! Из пословиц и поговорок", — говорил в Общественной палате учитель литературы из сельской школы Николай Лобастов. "Если учителя являются религиозными, в этом нет ничего плохого", — вторил ему министр образования Дмитрий Ливанов. Перед зданием МИФИ снесли фигуру студента с девизом института "дорогу осилит идущий", заровняли клумбу, установили на ней поклонный крест, студенческую раздевалку переоборудовали под храм. А потом и вовсе открыли в исследовательском ядерном университете кафедру теологии. Студенты и преподаватели были единодушно против — я сама разговаривала с многими.
Пока власти защищают детей от педофилов, "пропаганды гомосексуализма", от крамолы в литературе и в кино, от табачного дыма, от интернета, пока хоругвеносцы машут хоругвями и причитают: "Избавь нас, Боже, от ювенальной юстиции", — детей в России бьют.
В рунете несложно найти форумы, на которых родители обсуждают, чем и как правильнее бить детей, чтобы на теле ребенка не оставалось следов. На других форумах люди, пережившие насилие в детстве, признаются друг другу, что именно благодаря побоям они "стали людьми", — и на собственном примере рекламируют такой способ воспитания.
"Похоже, что по календарю майя конец света все-таки настал. У нас в стране точно"
"Насилие в семье — от айпадов, педофилии, однополых браков"
"Риску суицида подвержены все подростки"
Историю Маратбека Эншакулова я узнала из Facebook. Разыскала его, и он рассказал, как приехал в Москву из Киргизии на заработки в 2010 году. Проработал год на стройке и собрался вернуться домой, но пройти паспортный контроль в аэропорту ему не удалось: "Мне сказали, что паспорт не мой, потому что я на фотографию в нем не похож. Сняли с рейса, отвели в специальную комнату, там пограничник со мной до утра разговаривала. Били, требовали признаться, что паспорт чужой, но я не стал признаваться. Ведь это мой паспорт. Просто я на стройке работал: обои клеил, плитку клал — похудел". С ноября 2011 года Маратбек живет в Москве на содержании у дяди, без паспорта — домой его не отпускают. По его делу вот-вот должен состояться третий суд. Его адвокат уверяет, что после того, как про Маратбека вышла статья, появилась надежда, что его все-таки отпустят домой.
Так вышло, что мой последний большой текст на PublicPost — это история про женщину, которая полюбила. Захотела выйти замуж, родить ребенка. Но не успела — его посадили, пытали, чтобы подписал против себя показания, дали 6 лет колонии. Тогда женщина решила, что дождется его во что бы то ни стало. Они поженились в тюрьме, и на ней было настоящее свадебное платье. Ребенка зачали тоже в тюрьме.
Но воспитывать дочку одной моей героине не пришлось. Жалобы, которые она писала "наверх", почему-то дошли. Мужа выпустили. Тех, кто его "подставил", посадили. Никто не верил, что такое возможно, но система вдруг дала сбой. Ее победил маленький человек, который всего лишь очень хотел быть счастливым.
Весь этот год на PublicPost я хотела, чтобы мои заметки помогали конкретным людям. Чтобы после них кого-то выпустили из тюрьмы, кого-то перестали бить, а кого-то — зомбировать. Я хотела бросать тексты во врага, как гранату, и тут же видеть результат. Но журналистика — это почти всегда оружие нескорого и непрямого действия. И я расстаюсь теперь не только с проектом, которому отдала гораздо больше, чем просто год. Я расстаюсь со своими иллюзиями. И это дается мне тяжелее всего.